Уфсин алтайский край руководство

Фото: Валерий Усачев / пресс-служба УФСИН по Алтайскому краю

В учреждениях УИС края содержится почти 10,5 тысячи человек, более восьми тысяч из них осуждены за совершение тяжких и особо тяжких преступлений. Службу в УИС края несут более четырех тысяч сотрудников и работников. Amic.ru поговорил с начальником алтайского УФСИН, генерал-майором внутренней службы Валерием Усачевым о современных колониях, быте заключенных и жизни по ту строну решетки.

– В последнее время в прессе довольно часто упоминалось о бунте заключенных, голодовках в колониях, вызвала много вопросов история с Цеповязом. Система вроде одна. Почему в одних регионах такие истории случаются, а в других нет?

– Чтобы такие ситуации не возникали, должен быть режим. Есть режимные требования, есть требования к сотрудникам. Для того чтобы избежать ситуации с поступлением в колонию продуктов питания без досмотра (как в истории с Цеповязом), мы лет 5 назад во всех пунктах приема передачи продуктов установили видеокамеры. Каждые утро на планерке я назначаю оперативные группы, которые заранее не знают, куда поедут с контролем. У них есть алгоритм действий. Они обязательно отсматривают видеокамеры, смотрят, как несется служба, осуществляют контроль за действием сотрудников. Когда в 2011 году было чрезвычайное происшествие и при применении физической силы осудили сотрудника, мы перестроили систему. И если лет 6 тому назад мы не могли обойтись без спецназа, то сейчас в этом нет необходимости: любые фиксации нарушений, фиксации движения позволяют отслеживать видеокамеры, которых у нас для надзора установлено около 2 тысяч.

– Бытует мнение, что воры в законе сидят в привилегированных условиях. Это так? 

– Заверяю вас, что такого у нас нет. Все сидят в одинаковых условиях. Постоянно проходит контроль со стороны представителей прокуратуры, только за прошедший год было около 400 проверок всех учреждений. Они в обязательном порядке смотрят эту категорию осужденных, их условия содержания и помещения. Что касается сотовых телефонов. Если мы где-то и прозвучали в прессе по телефонным мошенничествам, скажу сразу, это не наши осужденные, их отправили к нам из других регионов на следственные действия. Мы, конечно, боремся с попытками доставки наркотиков, сотовых телефонов, sim-карт, у нас возбуждены дела и по сотрудникам за предательство интересов службы.

– Что побуждает сотрудников нарушать закон? Ведь это конец карьере.

– Сотрудники бывают разные, трудно сказать, что их подталкивает на нарушения. Не все, наверное, понимают, что существует такой тотальный контроль. Ведь создан целый комплекс мероприятий. Проверяет не только оперативная группа, но и в самой колонии проходят отсмотры видеокамер заместителем, начальником колонии. Есть оперативные работники, оперативная информация, и если мы узнаем, что где-то может что-то случиться, мы свою работу усиливаем. Сегодня люди, попадая в изолятор, просвечиваются, как в аэропорту, через сканированные установки. Это позволяет находить запрещенные предметы, спрятанные в любом месте.

– Когда читаешь новости про Александра Кокорина и Павла Мамаева, то удивляешься: они находятся в СИЗО, но судя по словам их близких, всегда с ними на связи, переписываются и отправляют друг другу сообщения. Разве это законно?

– Я вам гарантированно заявляю: Кокорину и Мамаеву уделяется такое пристальное внимание со стороны, что они вынуждены жить до малейшей мелочи согласно законодательству и ни о каких нарушениях речи быть не может. Сейчас человек, находясь в изоляторе, может писать столько, сколько ему нужно. Так называемые электронные письма Zonatelekom. Осужденный пишет текст, письмо его сканируют и отправляют, когда приходит ответ, распечатывают и приносят в камеру. Отсюда складывается впечатление, что идет переписка. Что касается телефонных переговоров, сегодня система отлажена и сбоев не дает. Все лица, которым положены по законодательству переговоры, обеспечены связью. Никто в очереди не стоит, телефонных аппаратов предостаточно. Все стало проще, все проходит в автоматическом режиме.

– Какой контингент сейчас в основном находится в алтайских колониях? Сложно ли наладить работу, чтобы и там внутри осужденные нашли общий язык, и сотрудники нашли с ними общий язык?

– Все начинается с первых дней попадания в наше учреждение. В первую очередь с ними отрабатывают психологи и медики, они видят, как со спецконтингентом нужно работать. Все психологические характеристики ложатся на стол начальникам отрядов. Мы распределяем их по совместимости, чтобы избежать конфликтов. Те времена, когда на это не обращали внимания, прошли. Сейчас все понимают важность работы психологов. Иначе будут конфликты, которые непонятно к чему приведут. Что касается контингента, то здесь ничего не изменилось: есть и террористы, и воры в законе, и убийцы, и лидеры преступных сообществ. Наша 5-я колония общего режима участвовала во Всероссийском эксперименте, который признали в России правильным: осужденные по содержанию были разделены на облегченные, нормальные и строгие условия содержания. То есть самых злостных нарушителей отделили в сторону. Надо понимать, что все они люди, и у них накапливаются проблемы. Сотня мужчин находится в одном помещении и конфликты неизбежны. Так, в прошлом году было возбуждено 9 уголовных дел (до этого было 5), одно убийство в СИЗО, но 8 совершено в колонии. Должна быть реакция: совершил проступок – должно быть наказание. Если есть конфликт и психолог говорит, что осужденный не может находиться в этом отряде, то он может быть переведен в другой отряд.

Все утренние совещания и любые планерки, которые идут в колонии, выведены у меня на мониторе телевизора, все дисциплинарные комиссии фиксируются на видео. То есть контроль происходит постоянный. Наша задача – не допустить суицида. Хотя в прошлом году было 5 суицидов. Причем 4 из них в СИЗО и только один в колонии. У человека, впервые попавшего в следственный изолятор, происходит нервный срыв. С ним работают психологи, наблюдают за малейшими отклонениями в поведении. Если психолог считает, что человек находится на грани нервного срыва, его помещают в камеру, где идет круглосуточное видеонаблюдение. Прибыв в колонию, они уже более адаптированы, уже морально готовы к тому, что обязаны жить по режиму. Мы всех настраиваем: ребята, ведите себя нормально, не нарушайте режимные требования и тогда будет УДО, а если получите взыскание, то раньше на свободу не выйдете. Если раньше многие осужденные по своему статусу не хотели работать, то сейчас все изменилось. Все хотят на УДО. Сегодня многие готовы работать: время проходит быстрее, срок летит быстрее.

– В чем вы видите причину, что многие вышедшие из мест лишения свободы вновь попадают за решетку?

– Я верю в то, что большинство осужденных понимают, что лучше за решетку не попадать и не терять лучшие годы своей жизни. Конечно, ситуации бывают разные: пока сидел, семье не нужен, жилья нет, на работу устроиться сложно, и человек оказывается на улице. Есть центр БОМЖ в Барнауле (в планах открыть такой центр в Рубцовске), куда можно прийти покушать, помыться и найти работу. Конечно, нужна реабилитация. За полгода до освобождения со всеми осужденными работают специалисты центра занятости, беседуют, тестируют их, предлагают помощь, оставляют свои координаты. Но редко, кто до них доходит. Большинство вышедших из тюрьмы начинают отмечать свое освобождение, ведь они так долго ждали момента, когда можно выпить, расслабиться. Вот и получается, как в знаменитом фильме: «Украл, выпил – в тюрьму. Романтика!» Но есть и такая категория, которые никогда не работали, не хотят и не будут работать. Они за решетку по пять раз «сходили». Для них что там, что тут – жизнь одинакова. Еще один важный вопрос – это больные туберкулезом. Они выходят из тюрьмы, срок закончился, а лечение должно продолжаться. Они уже не наши и трудно проконтролировать, принимают они лекарства или нет.

– В Барнауле не хватает дворников, насколько я знаю, был опыт привлечения осужденных для уборки улиц. Почему это оказалось неэффективным?

– Дворники – это управляющая компания. Они нехотя берут осужденных на исправительные работы. Им это невыгодно. Управляющие организации отказываются, так как очень много функций контроля: мы выделяем своего инспектора, он контролирует, прокуратура проверяет, бухгалтерия отслеживает. Такое законодательство. Что касается обязательных работ. Обязательная – это бесплатная работа. Она сегодня выполняется. На сегодняшний день есть договоренность о привлечении осужденных на уборку скверов, парков. Впереди весна и наши осужденные будут наводить порядок в Барнауле, Бийске и Рубцовске.

– Во сколько обходится содержание одного заключенного в Алтайском крае и что входит в эту сумму?

– Сумма на одного осужденного 280 тысяч рублей в год. Из чего она складывается: берутся все затраты и делятся на количество осужденных. Но в эту сумму входит и заработная плата сотрудников, и сумма, затраченная на ремонт, строительство, коммунальные услуги, питание осужденных и т.д. Что касается затрат на питание, то у нас они намного меньше, чем в других регионах, так как мы сами занимаемся выращиванием сельхозпродуктов. Ситуация по питанию и медицине кардинально изменилась в последние годы. Мы обеспечены максимально не только продуктами питания, но и медицинским оборудованием. Вещевое обмундирование осужденных с 30-36% обеспечения увеличилось до 80%. Происходит поэтапная замена котельных, старых изношенных сетей. У нас 13 котельных, которые нужно обеспечить углем.

– Насколько знаю, в последние годы возникла проблема с конфликтами в колониях, связанные с религией. Количество осужденных мусульман растет, и не становится ли это проблемой для системы?

– Действительно, в колониях долгое время открывались церкви, молельные комнаты для православных христиан, а для мусульман не было. В последнее время мы столкнулись с тем, что стало большое осужденных из Средней Азии. Священники стали чаще посещать места лишения свободы, имеется договоренность с мусульманской диаспорой. И все четко наладилось. Сегодня не возникает проблем: у дежурного есть список, и если осужденный ведет себя хорошо, не нарушает режим, он может посещать молельную комнату столько раз, сколько это нужно. А если нарушает режим, то вынужден молиться возле своего спального места. Главное, должно быть стремление у осужденного. И я считаю, это правильное решение.

– А что за люди сидят за решеткой в Алтайском крае?  

– Чтобы было понятно, давайте приведу цифры. Сегодня в местах лишения свободы осуждены за совершение тяжких и особо тяжких преступлений более 8 тысяч человек из 10 500 находящихся в местах лишения свободы. Первый раз попали за решетку – 3 800 человек, второй раз – 2 200, третий раз и более – 4 500. При общем сокращении контингента, как таковых осужденных меньше не стало. Стало больше стоящих на учете в уголовно-исполнительных инспекциях, т.е. не связанных с лишением свободы: условно осужденные, ограниченные в свободе, принудительные работы. Тем, кто первый раз нарушил закон и проходит через инспекцию, им государство дает шанс не попасть за решетку. Но за прошлый год более тысячи человек оказались в местах лишения свободы. Им заменили условное осуждение на реальное лишение свободы. Не смогли воспользоваться шансом, который у них был.

– Какой вы видите тюрьму будущего? Какие преобразования ждете в системе?

Мы идем к сокращению тюремного населения. И это правильно. Государство такие затраты нести не будет. В России много колоний, где нет полной наполняемости. У нас уже прошла оптимизация, объединили маленькие изоляторы с крупными. Ведь есть очень старые колонии. Вкладывать деньги в их ремонт не выгодно. Нужно строить современные здания, пусть они будут 6 метров в высоту, но периметр будет меньше, меньше коммунальных сетей и т.д. Мы в исправительной колонии №10 начали строительство нового общежития, где будут каменные здания, скатные крыши.

– А в алтайских колониях 100% наполняемость заключенными?

У нас лимит 14 тысяч осужденных, а 10 500 наполняемость. Так, в колониях общего режима есть по 200-250 мест, колонии строгого и особого режима заполнены полностью, так как поступают осужденные со всей России. Но мы не стремимся, чтобы все места в колониях были заняты. Нормальный человек, находясь месяц в СИЗО, уже должен понимать, что ничего хорошего в изоляторе нет. Поэтому желаю всем не совершать преступлений, не лишать себя свободы.